Диана смотрела в пустоту лобового стекла невидящим взглядом. Все её мысли сейчас были далеко за бортом Боинга. Ведь там, в маленькой уютной студии в Вашингтоне, она вот уже в который раз оставляла единственного любимого мужчину - рыжего кота Никко, за которым всегда приглядывала её пристарелая матушка.
Как на этот раз он перенесёт очередную кратковременную разлуку? Не пропадет ли аппетит, как это случилось в предыдущем рейсе?
Еще утром она чесала за ушком эту хитрую усатую физиономию, мирно сопящую на соседней подушке. А уже вечером прокладывала маршрут из Нью-Йорка в Рио-де-Жанейро.
При всей безграничной привязанности к своему полосатому питомцу, Диана не могла долго находиться в четырёх стенах. Словно узник, она бродила по квартире, пытаясь найти для себя хоть какое-то занятие, которое бы отвлекло от постоянных мыслей о работе. Ей нравилась суматоха, творящаяся в аэропорту с утра до поздней ночи. Толпы разношерстного народа, запах кофе в пластиковых стаканчиках, строгие голоса из динамиков, объявляющие о посадке. Но больше всего она любила небо, штурвал и смешные рассказы первого пилота об очередном, крайне удачном, знакомстве с новой дамой сердца.
Бодрый голос Леона вывел Диану из транса.
- Не слышала, - она искренне удивилась, - Робертс - хороший мужик. Понимающий.
Вот уж действительно новость. Обычно Андерсон была в курсе всех последних событий. То, что мистер Рональд Робертс покинул свой пост, оказалось для неё неприятным сюрпризом.
- Не переживай, Лео, - в голосе послышалась смешинка, - я более чем уверена, что ничего не обнаружится. Каким бы распутным бабником ты ни был, но образ жизни ведешь здоровый.
По штурвалу прокатилась лёгкая вибрация. Диана замолчала, прислушиваясь к непонятному глухому гудению. В зону трубулентности они вошли десять минут назад. Лайнер периодически потряхивало. По радиосвязи передали, что из-за штормового предупреждения аэропорт в Рио не принимает. Адамс тут же поспешила объявить об этом.
- Уважаемые пассажиры, в связи с плохими погодными условиями, мы вынуждены совершить посадку в Манаусе.
Гудение нарастало. Послышался свист.
На приборной панели загорелись и угрожающе запищали датчики. Вместо плавного перехода, лайнер начал терять высоту. Штурвал заходил ходуном, стакан с зелёным чаем опрокинулся на пол. Вечер переставал быть томным. Диана кинула быстрый взгляд на первого пилота.
- Какая еще пробоина? - вопрос повис в воздухе.
Пробоина - дело серьёзное. И страшное. Диана попыталась вновь связаться с пассажирами по громкой связи, сообщить им о возможно разгерметизации, но громкий скрежет металла и шум воздушных потоков заглушили ее спокойный ровный голос. За дверью послышался истошный крик стюардессы. Диана вцепилась в штурвал, намереваясь любой ценой посадить лайнер в назначенном месте.
Железная птица практически не слушалась. Скрежет металла, людские вопли и писк маячков смешались в одно. Забывшись в адском рёве, Адамс плавно потянула штурвал на себя, отклоняя противоположную педаль и удерживая машину, не давая ей поддаться порывам бокового ветра. Конечно всё это было уже бесполезно. До Манауса не дотянуть. Оставалось лишь одно - подать сигнал бедствия и помолиться. Может быть их найдут.
- Mayday, Mayday, Mayday. Всем, кто меня слышит. Говорит борт 317, Боинг 767 300 ER. Всем, кто меня слышит. Терпим бедствие. Сквозная пробоина в багажном отсеке. Пожар и задымление неизвестного происхождения в багажном отсеке. Вошли в зону турбулентности. Просим помощи. Передаю координаты: 3°06′06″ южной широты, 60°01′30″ западной долготы. Скорость 800 километров в час. Число пассажиров на борту – 216. Намерены произвести вынужденную посадку. Mayday, Mayday, Mayday.

О чем думают люди, когда падают? Нет, сначала, как часто человеку приходится падать в этой жизни? Первая влюбленность в рыжеволосую девочку, которая никогда не посмотрит в твою сторону, двойка, за которую вечно пьяный отец готов "выбить из тебя всю дурь", поражение в первой драке, предательство друзей, увольнение с работы, развод с женой, - миллионы других причин, из-за которых люди оказываются на крыше небоскреба. Падать можно по-разному, но лишь одно всегда остается неизменным - во что бы то ни стало, стиснув зубы, ты должен подняться, наперекор всем обстоятельствам и препятствиям, которые так и норовят выставить ногу на твоем пути. Стоя на грани ты думаешь: Со мной никогда не случалось ничего хорошего, это будет лишь очередное... последнее падение. И ты прыгаешь. Есть два типа людей. Одни прыгают и получают ответ на популярный вопрос: "Что же ждет человека после смерти?". Другие, шагнувшие в пустоту бесчисленных неоновых огней и вывесок, просыпаются в своих теплых квартирах после кошмарного сна. Они идут принять душ, почистить зубы и побриться, после чего целуют своих жен и начинают завтракать глазуньей. И кто в такой момент будет таить обиду на рыжеволосую девчонку, которая лет 20 назад не видела в тебе мальчика, личности, человека? Или на того парня в кожаной куртке, который разбил тебе нос и на память о себе оставил фингал? Она теперь твоя соседка, а ее детки мило машут тебе руками и приветствуют. Этот хулиган стал твои другом, с которым ты пережил немало неприятных ситуаций. Бок о бок. Все зависит от нас. От того, как мы сможем изменить свою жизнь. Меняя свою жизнь, мы способны изменить жизни других людей. Меняя жизни других людей, мы можем сделать мир лучше. Так скажите мне, а сделаешь ли мир лучше, прыгая с небоскреба? Или ты думаешь, что соскребать тебя с крыши такси - сущее удовольствие? Подняться. Вот, что действительно важно в этой жизни. Уметь подняться, даже, когда в тебя никто не верит.
Моро (так его начали называть еще в школе, Бог знает почему. Позднее это прозвище стало псевдонимом) ощущал, что он находится на грани. Его красные глаза свидетельствовали о бессонной ночи перед полетом. Наркотики, алкоголь, слабый пол? Он бы рад, но это была бессонница, волнение. У него на хвосте сидят самые влиятельные люди Нью-Йорка. Насколько удивительна человеческая природа! Вот зачем ему нужны были эти проблемы? Зачем было писать скандальные статьи? Почему нельзя просто подмазаться к этим богачам? Журналист. Он был журналист. Несмотря на строку в дипломе "Лингвист", он был журналистом до мозга и костей. Это его жизнь. Эти разоблачения и скандалы - его наркотик. Но, похоже, что случилась передозировка. Еще чуть-чуть, и этот наркотик свел бы его в могилу. Теперь нужен отдых, реабилитация, если хотите. Перед Моро задача написать книгу, нет, отнюдь не бестселлер, просто книгу. Но, хорошую книгу. Эта книга важна ему тем, что она должна стать отправной точкой для новой жизни. "Писатель Александр Старк представил свое новое произведение..." - Вот такие заголовки он хотел бы видеть. Например, в Нью-Йорк Таймс, почему нет? Он никогда не ладил со своим главным редактором. Где-то глубоко, Старк всегда мечтал надрать задницу этому толстому индюку, продажному индюку. Бразилия. Книга о Бразилии - не только ключ от двери, за которой ожидал новый мир, а еще и орудие для порки ненавистного начальника.
Во время падения самолета Старк спал. Его сон был настолько крепким, что стюардессы могли бы принять его за мертвого, если бы не учащенный пульс. Наверное, что-то снилось.
Мужчина с атлетическим телосложением (3 раза в неделю он посещал тренажерный зал, не смотря на напряженную ситуацию в редакции) лежал, уткнувшись носом в землю. Не очень то приятные ощущения, когда еще вчера ты безуспешно пытался уснуть в собственной постели, потом поддался сну в самолете, а очнулся уже в джунглях Амазонки, с разбитым о землю носом. Вокруг шеи обмотались порванные наушники от Ipod Nano. С некоторым трудом Александр поднял голову и машинально сорвал с себя наушники, после чего выбросил их вместе с плеером, на радость хищникам этих бескрайних джунглей. Он попытался встать. Повреждена нога. Из носа течет кровь. Клетчатая рубашка порвана, на груди сверкают глубокие царапины. Из плеча левой руки торчал пластиковый обломок обшивки самолета (а может кусочек салона). Стоя на одном колене, Старк вырвал обломок из плеча и от неожиданной боли прикусил себе язык. Кровь начала капать на землю. Он оглянулся. Авиакатастрофа. Чем не сюжет для новой книги? Снова падение. И снова ты должен встать, Старк. Кто если не ты, мать твою? Какая глупость, но на лице этого человека мелькнула улыбка. Новая жизнь. Не совсем то, чего он искал, но это шанс начать все сначала. Вокруг были десятки погибших и десятки раненых. Он встал на обе ноги. Одна из них продолжала кровоточить, но сейчас это не имело значения. Он направился к людям. Он ничуть не удивился этой катастрофе. Он был готов. Где-то внутри он знал, что это должно было случиться. Бразилия. Книга. С этого момента, хоть и не на бумаге, она обретала свою жизнь. Но нет времени, чтобы думать о себе. Другие люди явно не мечтали о том, чтобы оказаться в джунглях, вдыхать в легкие запах горелой человеческой плоти. Спустя 5 минут журналист (теперь, скорее всего, бывший) окончательно пришел в себя. Какая к черту новая жизнь? О чем он думает? Надо помочь людям! За свою недавнюю улыбку он был готов еще раз разбить свой нос, который и так был кровавым месивом. Хромая и держась за левое плечо, он поспешил к раненым. Только сейчас он поймал себя на мысли - он не может первым заговорить. Шок? Возможно. Но его голубые глаза говорили все сами за себя: "Я готов помочь чем угодно, даже, если понадобится,освежевать кроко, мать его, дила, лишь бы это принесло пользу".

Мысль. Которая вилась до того в сознании ужом, постепенно улеглась. Рахиль и сама не заметила когда и как, но «Старк замыкает» вновь полоснуло по разуму, словно алой вспышкой, когда раздался крик.
«Блядь! — Весь самоконтроль, вся сдержанность и спокойствие, почти монолитная, гранитная непоколебимость дала сбой, пошатнулась, когда девушка, обернувшись назад, замерла». Джунгли вокруг них были по-прежнему видимо спокойными. Всё тот же зелёный Ад. Только теперь его тишину разрывал человеческий крик.
Одного указания хватило, чтобы Рахиль поступила так, как велел ещё старший Аконит. Повторных слов от Честера не требовалось. По крайней мере не ей. Мигом встав спиной к спине с Дианой, а потом примкнув ближе к кругу из остальных ребят, Алира напряженным взглядом всматривалась в ту ядовитую зелень, где скрылись Штефан с Мигелем. Вглядывалась так, что начинали болеть глаза. От крика становилось тошно и ещё хуже, когда он стал через раз затихать.
«Кажется, — Попыталась она переубедить себя, но не смогла».
Нет. Не кажется.
Сколько нужно времени матёрому хищнику, чтобы разобраться, пусть и со здоровым, но мужчиной? Его утащило с их тропы, словно тряпичную куклу. Старка, здоровенного мужика, который больше неё самой раза в два, наверное…
«Только бы он был один, — вспоминая о второй цепочке следов, Рахиль почувствовала, как Диана взяла её за руку, сперва просто сжимая ладонь в ладони, а потом переплетая пальцы. Секунду помедлив, переборов замешательство, Вербен обернулась к девушке. Наверное, нужно было что-то сказать. Как-то кивнуть, поддержать хотя бы взглядом. В конце концов соврать всем им, что всё непременно закончится хорошо! Но то, что сделала Рахиль, едва ли вязалось с ситуаций: она улыбнулась.

— Ник, это безумие! — Тонны воды, срываясь вниз, создавали оглушительный рокот и почти громовой раскат. Падающие капли, испытывая на прочность камни лет, исчезают в их трещинах. — Ты сдохнешь, слышишь?! — Горло болит и голос срывается на звонкие почти истеричные ноты от попыток докричаться до этого безумного идиота. — Разобьешься и сдохнешь, кретин!
А он стоял там. На самом краю. Она осторожно двигалась к нему, медленно, выверяя каждый шаг, по мокрому камню выступающему в пенном безумстве вокруг них.
— Ник! — Подходит совсем близко и дотягивается, цепляется за его футболку, мокрую. Они мокрые, словно прошли сквозь ливень, хотя на самом деле это не более, чем какой-то чертов дурацкий водопад. И даже не снизу, а на самом его верху. — Ник, пожалуйста..
Шепчет она и он оборачивается, словно услышал именно это. Её шепот. Шепот, но не крик до этого.
Оборачивается, смотрит, совершенно счастливый. Ослепленный пьянящим его чувством свободы, от которого у неё, Рахиль, душа уходит в пятки от страха, а сердце бьётся где-то под горлом, словно желает выскочить наружу. Берет её за руку, крепко переплетаются их пальцы. И он улыбается. Черт возьми, ублюдок, улыбается. Так как делает это всегда, без слов спрашивая: «Ты мне веришь?»
В мире нет ничего совершеннее водопада. Струи воды, устремляясь с огромной высоты вниз, способны принимать любую форму. Абсолютно любую. Они играют всеми цветами радуги, при этом совершенно не имея своего собственного цвета. Если реки принято считать голубыми, моря – синими, то водопадам человечество, к счастью, так и не сумело навязать определённого цвета. Водопад не имеет формы. Он состоит из воды. А вода – бесформенна. Она совершенна.
«Ты мне веришь?»
В мире нет ничего опаснее водопада. Струи воды, устремляясь с огромной высоты вниз, способны снести всё на своем пути. Ничто не способно противостоять им долго. Вода терпелива. То, что она не может разрушить сразу, она разрушает постепенно. Но вода и созидает. Всё живое на планете существует только благодаря воде. Но не водопаду. Водопад несёт в себе только опасность. И совершенство. Совершенство и опасность – единство противоположностей.
Они с детства с ним играют в это бесконечное «Веришь, не веришь?» Это будет страшно и опасно, но мы спасемся — ты мне веришь? Мы прыгнем с парашютом и он раскроется — ты мне веришь? Тебе потом даже понравится это, ходить по небу, веришь? Вот и сейчас, я, нет, мы, с тобой прыгнем, и всё будет хорошо. Ты решишь, что умрёшь. Даже нет, не так, ты умрёшь. На короткий миг падения тебя просто не станет. Но всё закончится хорошо. Веришь?
Ник знал, всегда знал, что в мире существует нечто, что гораздо совершеннее и опаснее, чем водопад. Это — человек. И он смело бросал вызов всему, что было этого достойно.
«Ты мне веришь?»
Прыжок в пустоту.
Движение неподвижности
или
движение в неподвижности?

«Ты мне веришь?» — Это сейчас читалось во взгляде и тихой улыбке Рахиль, едва приподнявшей уголки её губ.
Она не знала в чем ей нужно верить. Она не скажет, что Старк будет жив, нет. Не может сказать, что Акониты, два вооруженных одним на двоих топориком, вернуться оттуда живыми, целыми и хоть немного, но невредимыми. Она не знает, что будет делать с этим детским садом вместе с Блэр и Дианой, если у хищника и полноправного хозяина этих джунглей состоится пир. Не знает, как поступит, если из кустов сейчас выскочит вторая огромная кошка. Она не знает ничего о будущем, как и всегда в такие моменты. Не знает так же, как не знал, наверное, и Ник.
Но она точно знает, что если они сейчас выживут, то потом всё обязательно, всенепременно, будет хорошо.
«Верю. Верю, чёрт возьми!»

Он казался здесь чем-то гармоничным и правильным, этот мёртвый мальчик, затерявшийся в раскидистых ветвях дерева. Рахиль, заметив его, остановилась, до того напряженно оглядывавшаяся по сторонам, словно звереющая в инстинкте «Save yourself». Замерла, запрокинув голову, глядя вверх.
Мальчик... Да ладно, парень, а то заслуживавший до того более уважительного и многозначного «молодой человек». Она его даже не сразу заметила, настолько он… вписался. Лицо его словно каким-то невероятным образом вросло в дерево, как и он сам, раскинувшийся на ветвях, ставший какой-то их частью. То ли оно было сплющено, то ли так падал солнечный свет, то ли ещё что…  И одет как-то по-домашнему, в рубашку с коротким рукавом и спортивные штаны. По-домашнему… Кажется, что вчерашний полет на самолете стал чем-то нереально и невообразимо далеким. Ровно настолько, чтобы считать теперь всё, что казалось цивилизованным, слишком нормальным для джунглей.
«Первый пошел. — Холодно и равнодушно, чувствуя, что это лишь первая ласточка, вестница того, что они близки к месту катастрофы».
Алира ничего не сказала, замерев лишь на несколько секунд, напряженным взглядом вглядываясь в сплетение ветвей. Не указала на него, не вздохнула, не ахнула. Лишь сильнее сцепила зубы, прежде чем сделала следующий осторожный шаг вперед.
Остальные и так всё скоро сами увидят. Остальные и так всё скоро сами поймут. Ведь дальше – будет только хуже.
Следующей стала девочка. Она была почти что на их пути, их тропе – бледное приведеньице, мёртвая куколка; зависла в нескольких метрах от земли, запутавшись в переплетениях длинных и гибких лиан, одна из которых обмоталась вокруг шеи девчушки, и раскачивалась теперь на них, как на диковинных качелях. Сколько ей? Лет семь? Может восемь? Да черт, уже нет никакой разницы. Рахиль отводит взгляд, но перед глазами всё равно остаётся ещё на какое-то мгновение картина светлого приведения в кремовом платьице. Её светлые волосы, когда-то кудрявые и легкие как пух, прилипшие к голове и покрасневшие от крови. Испуг на лице и удивление в остекленевших, ставших словно прозрачными, глазах.
Всё вокруг становится каким-то мутно-грязным. Джунгли все те же – меняется лишь восприятие и отношение к ним, притихшим и наполненным снова смертью. В каждом притаившемся сумраке виднеются какие-то силуэты. Половина из них, Алира уверена, дорисованы воображением. Самим ожиданием видеть их – не живых, застывших в самых неожиданных положениях и позах, ставших странным и невероятным украшением здешней фауны. Из недр самой зелени проглядывается чья-то нога. Проходит долгое мгновение, прежде чем приходит осознание, что она оторвана. Но куда как важнее почему-то кажется то, что сапог на ней совершенно цел. Это видно совершенно отчетливо.
Мозг цепляется за любые мелочи, только бы не видеть кровь и то месиво, что постепенно возникает вокруг.
Плюшевый мишка в кустах – безумно грязный после пережитого дождя. Принадлежал ли он той девочке или другому ребенку?
Отвратительная вонь начинает забивать дыхание. Тишину разрывает тонкий звон от насекомых, которые темным облаком роятся над лицом распростертого под деревом мужчины. Тем, что когда-то было лицом; головой вообще. Она лопнула, словно переспелая дыня.
Резко отворачиваясь, Рахиль почувствовала, что её тошнит. Желудок, в котором ничего со вчерашнего дня не было кроме той половины резиновой безвкусной тефтели, сжимается в судорогах, но не может выдавить ничего, кроме едкого сока.
«Терпи… Ну же! — Это ведь не первый раз». И она не впечатлительная девочка, чтобы падать в обморок при виде крови и чьих-то мозгов. Но отчего же так тошно то? И душно…
Рахиль поняла, что ей жарко. Чертовски, неимоверно, жарко. И хочется выпутаться из кокона одежды, спасавшей от насекомых и всего того, чем были наполнены джунгли вокруг. Всего того, что таило в себе  едва ли не ежеминутную опасность. Думалось, казалось, что если снять куртку, штаны, скинуть ботинки, чужие и не подходящие ей по размеру, снятые с мертвеца, получится избавиться от всей этой грязи. От той мерзости,  что липким комом облепляла душу, когда взгляд натыкался на разбитые и выступившие позвонки чьей-то изломанной спины, похожие на звенья странной цепи; ошметки тканей, кровавую кашу из осколков костей, содержимое чьих-то внутренностей.
Она смотрит на них и понимает, что хочет всегда оставаться на земле. На земле, чтобы никогда не иметь счастья узнать что это такое – падение в черную беспросветную пропасть.

Ник напугался и не скрывал этого. Всего за сутки его жизнь превратилась в настоящий кошмар, всего за сутки он оказался лишен всего, был заброшен судьбою в самое пекло неприветливых джунглей и их не отличавшихся особым дружелюбием обитателей. Все это походило на ужасный сон, кошмар, из которого он все никак не мог вырваться и наконец проснуться.
Единственным хорошим событием за это время было то, что Штефан выжил. Их вожак, знаменосец, их негласный лидер, за которым они не побоялись пойти в эту зелень неприступных джунглей. Он был жив, и появился крохотный луч надежды, что все не так уж плохо, и они смогут выбраться. Хотя бы некоторые из них... Что их найдут и вернут домой. У самого Ника больше не было дома, ему некуда было возвращаться, но он продолжал надеяться на спасение.
А потом Мигель притащил ту рыжую девушку, которая стреляла в его брата, и одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что она не ждала их здесь, чтобы хладнокровно убить. Она была такой же жертвой, причем, еще более потрепанной и, судя по ее внешнему виду, куда больше одних суток пробывшей в этом зеленом плену.
Как она оказалась здесь? Или рядом есть поселение? Может, большой мир не так уж далеко, как мы думали?
Ник не мог задать эти вопросы, а все остальные были слишком заняты перепалкой Штефана с Мигелем или чем-нибудь иным. Братья Акониты, внушающие Нику чувство защищенности и уверенности, дарящие надежду на возможное спасение, рыжую девушку только пугали. Она сжималась, словно старалась казаться еще меньше, , чем была, ее огромные синие глаза словно светились на фоне бледного личика. Девушка дернулась от протянутой руки Ника, но парень не собирался бить ее, наоборот, он хотел успокоить.
Совсем рядом раздался голос Летти, ей также было не все равно на судьбу несчастной, и после того, как Блэр отчитала братьев за то, что они напугали горе-стрелка, она оказалась рядом с Ником и девушкой и спросила, как ее зовут. Их новая знакомая открыла рот, но с ее губ не слетело ни звука, а васильковые глаза словно стали еще больше.
Ник знал это состояние, ему одному из их небольшого отряда было знакомо чувство, когда рот открывается в немом крике, когда отчаянно хочешь что-то сказать, но при всех твоих усилиях не можешь издать ни звука.
Парень потянулся за телефоном в своей куртке, который дал ему Честер, но именно в этот момент девушка сделала едва уловимое движение, и в следующую секунду Ник уже оказался в ее объятиях. Она сорвалась. Отчаяние, страх, боль, пережитая за дни, проведенные в джунглях, разом навалились на нее, и девушка в голос зарыдала, утыкаясь лицом в плечо Ника и сотрясаясь всем телом от своей истерики. В какой-то степени парень даже чуть-чуть позавидовал ей: девушка могла выплеснуть свои эмоции, у него же они до сих пор были закрыты подсознанием.
Через несколько минут она все же отстранилась, но лишь для того, чтобы тонким бледным пальчиком написать в грязи свое имя, а потом вновь обняла Ника, словно из всех он был единственным, кто мог ее защитить.
А он был всего лишь мальчишкой, попавшим в беду также, как и все остальные. Возможно, чуть более спокойным, потому что все его сильные эмоции были заперты глубоко внутри. Но разве при этом его можно было назвать ребенком как это сделала Рахиль? Вряд ли.
Обнимая Элли в ответ, Ник все же чуть-чуть отстранился и, высвободив одну руку, достал из кармана телефон Честера и быстро, насколько это было возможно сделать одной рукой, написал сообщение и показал телефон девушке:
"Я Ник. Кто ты? Что произошло?"
Вряд ли она сейчас могла дать полный развернутый ответ, но Нику нужно было знать, как Элли оказалась в этом Богом забытом месте.
Позади них раздался грохот, и почти весь их отряд обратил внимание на женщину, буквально вывалившуюся из багажного отсека. Выжившая. Невероятная счастливица, которой удалось выжить после падения с дьвольской высоты. Ник посмотрел на нее как на какое-то чудо, а потом вновь повернулся к Элли, которая продолжала обнимать его, и едва заметно улыбнулся. Кажется, удача все же краем глаза посмотрела в их сторону.
Элли пыталась вытереть грязные руки о свои не менее грязные джинсы, но у самого Ника не было ничего подходящего. А вот у Сэм... Ник снова повернулся и, увидев девушку, которая вместе с Честером направлялась к обломкам самолета, махнул ей рукой. Ему пришлось перестать обнимать Элли, чтобы руками попытаться показать Сэм, что ему нужна ее сумка, в которой, насколько парень помнил, были чистые тряпки.